Гарпии - Страница 8

— Выходит, теперь ей... Господи, восемьдесят семь! Неплохо.

— Ив этом возрасте она надумала покинуть свою Америку и навсегда вернуться в Польшу? — Сильвия была явно шокирована. — Да еще к нам!

Чтобы мы за ней ухаживали?! Спятила!

Услышав это, Доротка невольно вздрогнула. Уж она-то прекрасно знала, на кого свалят обязанности ухаживать за немощной старухой, если такое произойдет.

— Тамошние старушки неплохо сохраняются, — заметила Меланья. — Эта старушенция может нам всем сто очков вперед дать. К тому же она богата. А другие родственники у нее есть?

Отчаянно порывшись в своей склеротической памяти, Фелиция дала ответ:

— Если не ошибаюсь, все ее родственники вымерли. Братьев-сестер у нее никогда не было, единственный ребенок в семье, мамочка с папочкой не могли на нее надышаться. Если они до сих пор живы.., ну, это было бы феноменом, достойным книги Гиннеса. Мужа и детей у нее наверняка нет, раз возвращается одна... Ведь Войцеховский четко написал — одна?

— Да, в письме стояло единственное число, — подтвердила Сильвия.

— Если вздумает платить нам за содержание — только через мой труп! — железным голосом заявила Фелиция.

Сильвия вздохнула, Меланья пожала плечами, Доротка воздержалась от проявления чувств. Стремясь всеми силами скрыть свою феноменальную скупость, Фелиция внешне проявляла небывалые щедрость и великодушие. Всегда с показной расточительностью принимала гостей, делала вид, что не знает о вкладе Доротки в домашний бюджет и о докупаемых Меланьей по собственной инициативе яствах, всячески подчеркивала, что проводит политику рациональной экономии, упорно не замечая разорительного воздействия на домашнее хозяйство этой политики. Вот и теперь даже язвительная Меланья не осмелилась возразить старшей сестре, хотя и отдавала себе отчет, что если в доме поселится американская старуха, все расходы по ее содержанию Фелиция просто не «заметит». Как «не заметила» бы расходы на генеральный ремонт дома, если его наконец произвести. Единственное, во что она без возражений вкладывала деньги, было, вернее, был Мартинек.

— А кто он вообще, этот Войцеховский? — спросила Доротка. — Откуда взялся? Он не ее родственник?

Ответила Сильвия:

— Я поняла — вроде бы ее поверенный. Нет, не родственник. Ведет все ее дела.

— Еще довоенный приятель нашего отца, — добавила Фелиция. — Даже немного помню его. Такой высокий и страшно худой. Вроде бы мама о нем тоже рассказывала?

— Ты больше моего прожила с мамой, могла бы и сама запомнить, — не преминула всадить в сестру очередную шпильку Меланья. — Стоило бы уделять больше внимания рассказам родительницы. Да говорила, а как же! Очень хотел быть крестным Кристины в паре с Вандзей, а выбрали Кринича из-за его богатства. Но Войцеховский не обиделся, продолжал всей нашей родне оказывать услуги, такой уж он был великодушный. А Вандзя Ройкувна.., о, вспомнила! Она уехала в Штаты еще до войны и пропала с концами.

— Как пропала? Что она там делала?

— Я не знаю, Войцеховский, возможно, написал, да я письма не читала, как мои сестры. А мамуля упоминала неоднократно, что Вандзя была очень красива, удивляюсь, почему оставалась в старых девах. Наверняка в Штатах вышла замуж.

— Придется, наверное, кому-то поехать в аэропорт встречать ее? — предположила Сильвия.

— А как же иначе? Наверняка кто-то должен поехать. Ведь как-никак она не была в Польше... минутку.., с начала войны сколько прошло?

— Пятьдесят восемь лет. С ума сойти, больше полувека!

— Варшава за это время немного изменилась...

Вряд ли Вандзя самостоятельно доберется до нас, — рассуждала простодушная Сильвия.

— Ты и в самом деле думаешь, что она станет с чемоданами по Варшаве мотаться? — издевательски переспросила Меланья. — Возьмет такси» и доедет, куда надо. В письме не упоминалось, что она идиотка.

— Она нет, а вот ты — идиотка! — взорвалась Фелиция. — Как ты себе это представляешь? Почти столетняя развалина примется искать такси, получать багаж, а в аэропорту, всем известно, мафия.

— И все равно, на Окенче и носильщики имеются, и бесплатные тележки для багажа и чемоданов. Таксист же элементарно загрузит ее с багажом в машину и доставит по адресу.

Фелиция пошла на уступки:

— Ну, не знаю.., может, и так.

— Ей будет очень неприятно, если ее никто не встретит, — вдруг подала голос Доротка. — Всех встречают, а она.., столько лет не была на родине...

Сами же вечно твердите — надо думать не только о себе надо заботиться о ближнем. Нельзя ее так оставить!

Тетки сразу замолчали.

— В таком случае, ты и поедешь ее встречать! — приняла решение Фелиция. — Возможно, с тобой поедет Мартинек. Время подготовиться еще есть, она приезжает лишь на будущей неделе...

* * *

Лишь поздно вечером удалось Доротке без свидетелей вытащить письмо из тайника. Запершись в ванной и пустив воду, она внимательно прочла его.

Незнакомый Войцеховский написал обо всем обстоятельно и понятно. Он представился другом и поверенным пани Ванды Паркер. У последней, бедняжки, в целом мире не осталось никого из родни, в Польше тоже, это проверено, муж ее недавно скончался, а детей у них не было. Пани Паркер истосковалась по родине и теперь надумала вернуться в Польшу, чтобы там и умереть. Со времени эмиграции в Америку, еще до второй мировой войны, она ни разу не приезжала в Польшу, ее отпугивал государственный строй, теперь — Другое дело. Остаться в Штатах она не желает, здесь у нее нет друзей и близких, а главное, она за все эти годы так и не выучила английский, как-то не получалось. Ей известно, в Польше у нее имеется крестница, вернее, имелась, но у крестницы осталась дочь, которую она, Ванда Паркер, считает своей крестной внучкой, поскольку была ее матери крестной матерью. По поручению пани Паркер он, Войцеховский, связался с нотариальной конторой в Польше, поручив ей разыскать вышеупомянутую крестную внучку. На это ушли годы, но наконец девочку отыскали. Он, Войцеховский, кстати, прекрасно помнит крестины матери девочки, пани Кристины, годовалой очаровательной девчушки, и всячески поддерживает намерение своей подопечной вернуться в Польшу, где и провести остаток дней в окружении пусть не родственников, но как-никак близких людей. Она так истосковалась, бедняжка, по близким людям, ей так одиноко среди чужих!