— По мужу Прухнякова.
— А соседкина?
— Фамилии ее не знаю, а зовут Вероникой.
Ни с того ни с сего Роберт Гурский, до сих пор молчаливо слушавший, вдруг задал неожиданный вопрос:
— А как звали мясника, которому после Перикла досталась Астазия?
— Клеон, — без запинки ответил смертельно озадаченный Мартинек. — Только он был не мясник, а скорняк, тот, что шкуры выделывает. Какое отношение он имел к пани Ванде?
— Благодарю вас, — сухо ответил Роберт и опять замкнулся.
Мартинек бросил на него искоса подозрительный взгляд и, наклонившись к Бежану, конфиденциально поинтересовался:
— Он что, кроссворды разгадывает?
— Иногда, и, представьте, на службе! — так же вполголоса конфиденциально ответил Бежан и повысив голос, задал следующий вопрос:
— Итак, в четверг, то есть накануне пятницы, вы последний раз рассказывали в доме сестры о пани Ванде?
— Откуда! Потом еще сколько раз рассказывал, ведь только ей и было интересно, моих стариков такие вещи не колышат. А брата и вовсе. Но тогда пани Ванду уже убили...
Бежан остановил разогнавшегося свидетеля:
— А теперь, пожалуйста, не торопитесь, подумайте хорошенько и дайте ответ. Вы ни с кем больше не говорили о пани Ванде кроме Яцека, сестры и ее соседки? Никому ни словечка не рассказали о том, что происходит в доме Вуйчицких? Ни словечка о богатой американке? Никому? Ни знакомому, ни случайному человеку?
Честный парень задумался надолго. Аж вспотел с натуги, так старался вспомнить. И наконец сокрушенно покачал головой.
— Нет, проше пана. Никому. А все из-за проклятой мойки? Ведь все силы из человека выжимала, до сих пор я еще не кончил с ней. Света божьего из-за нее не видел, не до разговоров было. А главное, пришлось все время проводить на Йодловой.
Так что вы уж извините, пан комиссар...
— Ничего, на нет и суда нет, А все-таки кое в чем вы помогли нам, во всяком случае тот один удар молотком вы слышали...
— Слышал! — обрадовался Мартинек. — А как же, очень даже слышал!
— Больше у нас нет вопросов. Спасибо. Можете быть свободны. Да, кстати, куда вы намерены отсюда отправиться?
— К сестре, куда же еще?
И тут в голосе до сих пор улыбчивого и благо-. душного пана комиссара вдруг прозвучали такие грозные раскаты, что перепуганный Мартинек вскочил и встал навытяжку.
— Ни в коем случае! Немедленно возвращайтесь прямо домой, никуда не сворачивая, и ждите наших распоряжений! Мы позвоним! Это приказ.
Вы слышали, что и панне Дороте полиция запретила выходить из дому.
— Но у сестры тоже есть телефон... — заикнулся было Мартинек.
— Нам лучше знать! — гаркнул офицер полиции. — Повторяю: немедленно возвращайтесь домой, по дороге никуда не заходя, и безотлучно сидите у телефона! Мы можем позвонить в любой момент. Телефон тоже не занимать! Чрезвычайное положение. Конечно, если вы предпочитаете побыть в камере предварительного заключения...
— Нет, нет, не предпочитаю, спасибо...
— В таком случае извольте выполнять наши распоряжения! Иначе мы вынуждены будем принять меры.
Бежан явно переборщил. Мартинек струхнул не на шутку.
— А в случае чего брата придушить?
— Что? — не понял комиссар.
— Мой брат вечно висит на телефоне.
— Сколько вашему брату лет?
— Семнадцать.
Комиссар сурово нахмурился.
— В таком случае сообщите ему о нашем распоряжении, взяв слово молчать. Скажите, — его гражданский долг воздержаться на этот вечер от болтовни по телефону. Не прикасаться к телефонной трубке, вам понятно?! Итак, немедленно домой и ждать наших распоряжений!
— Первый раз такого встречаю! — сказал Роберт Гурский, когда свидетель вышел из кабинета.
— С чего ты вдруг Перикла вспомнил? — полюбопытствовал начальник.
— Хотел убедиться, что он не полный кретин и хотя бы фамилии не перевирает. Оказывается, эрудированный парень, кое что помнит из древней истории.
— Твое мнение о парне.
Роберт попытался связно изложить свои впечатления. Случай намного сложнее, чем с Яцеком. Там Роберт чувствовал полное доверие к парню, можно сказать — они с Яцеком одной крови. С Мартинеком все гораздо сложнее. Он сам по себе являлся если не проблемой, то во всяком случае загадкой.
Нечто неопределенное, не то безнадежно глупое, не то ловкач себе на уме. А если даже и ловкач, то такой.., добродушный, вряд ли опасный для окружающих, вряд ли хищник. Не лгал, это ясно. Настолько уверовал в собственную непогрешимость, что даже в голову ему не пришло как-то доказывать — он вне подозрений. Видимо, все сказанное им — правда. Роберт даже подумал: если бы такая правда грозила кому-то высшей мерой, парень ни на минуту не свернул бы с пути истины, не задумываясь, к чему могут привести его показания. Этот человек просто не в состоянии проявить заботу ни о ком в мире, кроме себя, любимого. Правильно охарактеризовала его панна Дорота, девушка неглупая.
Все эти соображения промелькнули в голове и сформулировались в коротком резюме:
— Он не лгал, Бежан кивнул. Он пришел к такому же мнению, а хотел знать, что думает Роберт. Все-таки разница в двенадцать лет сказывается, ассистент же с подозреваемым — представители одного поколения, им легче понять друг друга.
Итак, Мартинек говорил правду. И не важно по какой причине, по наивности ли, по глупости, или в силу горячего желания помочь органам, правопорядка.
— Ладно, с ним пока все. Что ты собирался мне сказать о Доротке? Она тебе о чем-то сообщила?
Роберт в подробностях передал начальству излияния девушки, упомянув и кота, и проклятое манто. Бежан слушал внимательно.