Гарпии - Страница 49

Хотя какой обед, ужин скоро, а пока можешь заварить себе чаю. А заодно и нам.

Заваривание чая было знакомой процедурой, делать это Доротка могла и в бесчувственном состоянии. Автоматически заварила чай и, когда с уставленным стаканами подносом вошла в столовую, уже обрела способность формулировать мысли.

— Что же все-таки произошло с крестной? Последствия вчерашнего приема или еще что? Она и в самом деле умерла?

— Нет, ее живехонькой вынесли в брезенте! — съязвила Фелиция.

— Это был не брезент, а пластиковая накидка, — вежливо поправил благодетельницу Мартинек.

Доротка в отчаянии переводила глаза с тетки на парня и обратно.

— Не верю! — крикнула она. — Не может этого быть! — И бросилась наверх, чтобы убедиться, наверное, собственными глазами, что сейчас ее не разыгрывают.

Дверь в бывшую ее комнату была распахнута настежь, комната пуста, крестной бабули и в самом деле нет. Но ведь она могла и уйти куда-то по своим делам, а эти.., эти просто издеваются над ней!

Войдя в комнату, Доротка распахнула дверцу шкафа: и манто, и пальто бабули висели на своих местах. Неужели ее действительно вынесли на носилках в брезенте или как его там...

— Мне самой интересно, что покажет вскрытие, — говорила внизу Фелиция. — Возможно, инсульт...

— У нее же давление низкое, — напомнила Меланья. — Как у молодой девушки.

— Тогда и не знаю... Разве что наша Сильвия ее отравила, вот только не знаю чем...

— Может, наш климат ее убил? — высказала Сильвия робкую надежду.

— Нас же не убивает, а она полсвета пролетела — и ничего.

— Мы привычные, а наш воздух — сама знаешь. И вода. Никто не видел, может, она из-под крана напилась? Помереть недолго, особенно человеку непривычному.

— Господи, да скажите же толком! — взмолилась Доротка. — Крестная была больна? И кто сегодня был при ней? Как она себя чувствовала? Может, после вчерашнего.., может, перепила шампанского.., да говорите же!

Сильвия сжалилась над племянницей.

— А что говорить? Спала она и спала, завтрак проспала, обед проспала, ну Фелиция и отправилась к ней, чтобы разбудить хоть на ужин. Смотрит, а она уже померла.

— Вы доктора вызывали?

— Был доктор Малик и понять не мог, от чего...

— Я опять поговорила с Войцеховским, — пояснила Фелиция, — спросила, не болела ли Вандзя чем. Тот сказал — здорова, как бык.

— ..а теперь нам придется ее похоронить.

— ..хотим мы этого или нет...

— вот почему не тарабанила...

Теперь все три тетки заговорили одновременно.

Доротка не знала, кого слушать, совершенно сбитая с толку. Фелиция вдруг вспомнила:

— А, да ведь ты сама, похоже, последняя видела ее живой, когда ей чай относила. Как она выглядела?

— Никак. Нормально, — слабо ответила Доротка.

— Что делала? — не отставала тетка.

— Лежала в постели. А молоток, как всегда, спрятала, я его не видела и» не могла отобрать, — привычно попыталась оправдаться Доротка.

— Так ты молотка не видела? — каким-то особым тоном повторила Фелиция.

— Нет, не видела, должно быть, спрятала под себя.

— Ничего тебе не говорила?

— Попросила подать зеркало.

— И ты подала?

— Подала. А что, не надо было подавать?

Не отвечая, Фелиция продолжала допрос:

— А что было потом?

— Потом ничего не было. Я ушла. Не стала допытываться, не надо ли чего еще, очень уж устала, а вот теперь совесть мен» мучает, — расплакалась Доротка.

— Сдается мне, она потом еще раз долбанула в пол, — неожиданно произнес внимательно слушавший Мартинек. И привлек к себе всеобщее внимание.

— Долбанула? — вскинулась Фелиция. — Я ничего не слышала. Когда?

— Долбанула? — не поверила Меланья. — Только раз?

— Я тоже не слышала, — высморкавшись, проговорила Доротка. — Может, упало что?

— Что у нее могло упасть, ты ведь сама говорила...

— А я все-таки хочу знать, как будет с похоронами! — упорно придерживалась своей темы Сильвия:

— Где похороним покойницу? На Повонзка? или на Брудне?

— Почему это тебя так волнует? — подозрительно поинтересовалась Меланья. — Она что, высказывала на сей счет какие-то пожелания?

— Да нет, я так...

— Может, в завещании написала, — предположил Мартинек.

Фелиция раздраженно проворчала:

— Похороним ее там, где проще всего оформить.

Ну вот, опять дубасит. Не слышите, что ли? Да нет, в калитку!

В калитку дубасил Эдик Бежан, отчаявшись культурно дозвониться. Он ведь не мог знать, что Фелиция света над калиткой не зажгла, позабыла — такой уж сегодня суматошный день, а в темноте полицейский звонка не нащупал. С крыльца поинтересовались — «кто?», от калитки крикнули — «полиция», и старшего комиссара впустили без проволочки. Полицию в доме уже ждали, хотя Меланья и не преминула уколоть старшую сестру:

— Надо было вызвать какого-нибудь молодого идиота, а не умного доктора Малика. Молодой бы не моргнув глазом выписал справку о кончине старухи, для него восемьдесят лет — такая древность, что смешно и сомневаться в причине смерти.

Эдик Бежан вошел в гостиную, представился, сел за стол и согласился выпить стакан чаю. В главах безутешных родственников покойной опытный полицейский узрел целый океан любопытства и крошечную песчинку тревоги. Так и должно быть — полное отсутствие беспокойства показалось бы полицейскому подозрительным, Эдик Бежан был не только опытным полицейским комиссаром, не только умным человеком, он был еще человеком хорошо воспитанным.

— Возможно, мой приход некстати, — начал он с приличествующей случаю дозой соболезнования в голосе, — и мне следовало бы явиться попозже, когда у нас уже будут результаты вскрытия, но поскольку правила требуют составления протокола, вот я и подумал — пообщаться для начала в неофициальной обстановке, без протокола, если, разумеется, пани не против и располагают временем...